В последний день июля я учусь писать стихи. Отдавая дань дню, от которого уже завтра ничего не останется. Теперь я знаю, что представляет собой жизнь людей, наблюдающих, как неумолимо приближаются к своему закату некогда великие и могущественные цивилизации. Предчувствие неизбежности и зыбкая надежда, дымом от сигарет восходящая к небесам, словно последние воскурения потерявшим обоняние богам. Поэзия тоже зыбка, эфемерна и целительна лишь для тех, кто знает, что всё рано или поздно превратится в дым. Поэзия – это воскурение мертвому богу и извлечение из его дыхания и вечного молчания последних музык. Всё это время говорили только мы. Бог слушал. А потом перестал.

        В последний день июля я учусь писать стихи. Я пытаюсь свыкнуться с лицом подурневшей и состарившейся за одно лето женщины. Я воскуряю дым в прозрачные пустые небеса. Я вызываю из воздуха призраков и дарую им облегчение, делая их ещё тоньше и невидимее. Я считаю позвонки исхудавшей спины старика, сидящего в углу своей пещеры, отвернувшись от всего остального мира, когда-то им созданного. Я глажу эти позвонки. Я твое неудавшееся создание и я хочу сохранить твою музыку, звучащую всё тише и тише. Я хочу сохранить в тебе себя, пусть и чувствую, как неумолимо приближается закат ещё одной цивилизации. Цивилизации, в которой люди верили в молчаливого бога и перед смертью в последний день июля учились писать стихи, а наутро следующего дня просыпались золотоглазыми детьми с маленькими бугорками на ладонях, сердца их были спокойны и светлы, и не ведали больше ни музык, ни стихов.