Симфонии умирают, ноты остаются. Если бы было наоборот, музыка стала бы такой же редкостью, как и древние фрески, которые уже не восстановить.
Свет давно погасших звезд, прекрасный, но несуществующий.
Человек, который мог бы стать талантливым пианистом, становится гениальным настройщиком пианино. В детстве, лежа под перевернутой лодкой, он часами мог слушать, как звучит небо над морем и как, затаив дыхание, море слушает небо. Через сорок лет мальчик с пальцами гениального пианиста, умевший отличать голос моря от молчания небес, станет лучшим настройщиком пианино, так и не сыграв ни одной фуги Баха.
Живым остается только то, что не попадает на фотопленку. Заключенные же в петлю времени мгновения, лишаясь прошлого и будущего, превращаются в окаменелости. Тысячи мертвых бабочек, которые уже никогда не вызовут урагана и не запустят цепь событий, из которых соткана человеческая жизнь.
И поэтому, сделав моментальный снимок птицы, мы, сами того не ведая, навсегда прерываем ход времени и лишаем мира гениального пианиста, маленького мальчика, слишком хорошо умеющего распознавать крики птиц. Всегда одних и тех же птиц.
