Срезаю верхушки гладиолусов и ставлю обратно в воду, продлевая последний вздох лета. Жизнь без календарей и фамилий была бы просторней и милосердней к нам. Наше лето созревало бы в нас до конца, и нам не пришлось бы есть кислые плоды и прикалывать в знак скорби цветы хризантем к груди. Наши глаза выцветали бы из зеленого в палевый, наши руки одновременно тяжелели и легчали бы. Наши дни становились бы короче, а паутинки в астрах напоминали бы о наших новых пристанищах, безмолвно сияющих в ночных небесах. Наши шали оставались бы пестры, а пластинки, несмотря на грустную хрипотцу, беспечальны и полны жизни. Желтые пятна в кронах деревьев были бы лишь отражением слабеющего солнца, как и наши бледные лики, несущие на себе следы внезапных просветлений, так схожих со следами неизлечимых недугов.

        А потом на наши непокрытые головы выпал бы первый снег. Мы увидели бы птиц, летящих от нас к нам же. Мы услышали бы последний вздох листвы, и один из нас впервые произнёс бы слова Осень, впуская в дом бродячего пса с бесцветными глазами и серой шерстью. Но слово осталось бы лишь словом. И засыпанные снегом мы продолжали бы проживать наше нескончаемое лето, осеняя его долгую темноту настольными лампами и алой геранью, пытаясь вдохнуть в ее соцветия свое дыхание и запах под завыванье вьюг и беспечальных песен.